Выставка «Запретное искусство» задумывалась как определенная провокация? Музею им. Д.Сахарова не впервой навлекать на себя гневные возмущения.
- Провокацию задумали и провели наши оппоненты, право-радикальные экстремисты. Мы же заявили  тему, вытекающую из сегодняшних  профессиональных проблем музейщиков и искусствоведов. А именно – возвращение в России цензуры на показ искусства. За 20 лет феномен вмешательства начальства в культурную жизнь успели забыть.

Другими словами, если она богохульна?

- Обвинения в богохульстве сильно преувеличены. Не знаю российского художника, который ставил бы себе эту цель. Обычно, речь идет об использовании иконографических элементов христианского искусства для разговора на иные темы. Скажем, Вагрич Бахчанян помещает в логотип «Известий» вместо буквы «т» - распятие Марка Шагала.  Своего рода «мементо морэ». А в знаменитое распятие Караваджо вписывает профиль с ордена Ленина. Как символ советского бога. Та же тема – сакрализованного политика и его завета – в работе Федорова- Рошаля «Дадим угля сверх плана»? На ней персонаж похожий на Христа держит в руках скрижаль с советским лозунгом. Эти знаменитые работы, относящиеся к 1970-м годам мне не позволили показать на  выставке «Соц-арт» в Третьяковке. Поскольку до этого и на моих собственных , и на выставках моих друзей уже снимались работы и процесс пошел по нарастающей, пришло время отреагировать и разобраться в ситуации. Провести, что называется, мониторинг. Я предложил Юрию Самодурову выставить проблемные произведения в его крохотном центре, куда заходят только посвященные. «Запретное искусство-2006» открылась во время прошлогодней «Арт-Москвы», на которую съехались кураторы и художники. Мы с ними устроили профессиональное обсуждение. Как быть, когда мы сами начинаем сомневаться, стоит ли «такое» показывать? Опять прятать в запасники? Или предупреждать ли родителей, чтобы не приводили детей? И т.д. На том обсуждении многие, в частности, «Синие носы», уверяли, что проблема высосана из пальца и у нас все позволено: выставляй - не хочу. Однако словесная вакханалия, поднятая ультраправыми в Интернете, письма верующих, тоннами обрушившиеся на Таганскую прокуратуру и, наконец, само угловное дело, открытое этой самой прокуратурой против меня и Самодурова, опровергают этот оптимистичный взгляд. Мы оба на днях получили Постановление о привлечении в качестве обвиняемых. В нем следователь Евгений Коробков солидаризировался с обиженными выставкой гражданами. В этой бумаге на 6-ти страницах он описал произведения с позиций наивного маргинала-отшельника, «пензенского сектанта», никогда не имевшего дела с продуктами современной культурой. Безусловно, эта позиция лукавая, игровая. Следователь прикидывается ничего не понимающим безумцем. Он играет в недобросовестную интерпретацию. Это поведение государственного человека меня чрезвычайно тревожит.

Вы считаете, что позволено должно быть абсолютно все?

-  Искусство кончается там, когда Вас к чему-либо физически принуждают, когда Вы под его воздействием заболеваете, перестаете принадлежать самим себе. Тогда это идеологический наркотик. А покуда речь идет о настоящем искусстве, оно всегда уважает свободу зрителя не смотреть, отвернуться, уйти, выключить телевизор. К слову, на «Запретном искусстве» эта свобода была широко продемонстрирована: мы максимально укрыли произведения от случайного, не подготовленного взгляда. Увидеть их можно было только через дырочки, встав на специальную скамеечку. Так что те, кто оскорбились, сделали это по собственному осознанному желанию. Вольному воля.

Но существует закон, а в нем – статья о возбуждение религиозной ненависти и вражды.

- К искусству эта статья не применима  Поскольку в отличие от самой религии, от политики, от бытового мышления и поведения, в свободном искусстве никогда эта цель не ставится. Только если государство очень попросит или заставит художника, он может пойти на создание преступных образов. Но это уже разговор о свойствах тоталитарного искусства, например «социалистического реализма».

Когда художник из Коста-Рики Гильермо Варгас привязал к стене галереи бездомного пса и заставил голодать, он тоже, наверняка, высказывался на глобальную тему. А собака умерла.

- Церковники почему-то очень любят поминать эту историю.

Я не церковник. Просто впечатление производит. Мягко говоря.

- Эта информация уже неоднократно опровергалась: никакая собака не умирала и не умерла. Вы, наверное,  хотите сказать, что в искусстве есть жестокость? Согласен. Но в первую очередь - по отношению к самому себе. Олег Кулик, когда был человеком-собакой, погружал себя просто в нечеловеческие условия. Художник тем и отличается от политика, что направляет агрессию на самого себя. Чтобы продемонстрировать ее последствия на собственном примере.
Возвращаясь к нашей выставке. Знаете, какой общий знаменатель отторжения мы увидели, когда внимательно посмотрели на работы? Смех. Использование иронии, пародии, юмора, визуальной и словесной парадоксальной шутки, столь типичное для русского искусства нового времени, начиная от Пушкина, сегодня больше не поощряется. Рядом с «Запретным искусством» проходила выставка «Верю», где тоже были неканоническое использование религиозного знака, но там все было замешано на полном серьезе, на откровении. А игровая и смеховая эстетика критической рефлексии на эти откровения в современном российском обществе оказывается все менее приемлемой, даже если существует вне секса, мата, религии или политики.

- Почему, на ваш взгляд, в вопросы современного искусства столь активно вмешивается именно церковь?

- Во-первых, это проявление чрезмерной энергетики молодого организма: как известно, тело растет быстрее, нежели разум. Церковь еще не понимает, что ее путь - не отрицать современного человека, а взаимодействовать с ним. И здесь ей очень выгодно было бы опереться на актуальное искусство, имеющее особое воздействие на современников. Между прочим, наша церковь часто использовала современное искусство - и когда оно было византийским, и когда европейским рококо или барокко и символизмом. Декадетский символизм страшно далек от канонического православия, однако огромное количество церквей построено в России в стиле модерн. Разрыв произошел в 20-е годы. Но это отнюдь не значит, что  сегодняшнее современное искусство враждебно церкви, религии и вере. Так может, надо пригласить актуальных художников к сотрудничеству, а не упорствовать и не повторять в разжиженном китчевом виде чудовищные безвкусные современные храмовые постройки.

- А во-вторых?

- Церковными людьми, похоже, удобно манипулировать На выставке «Русский поп-арт» мы представляли произведение «Икона-икра» Александра Косолапова, посвященное проблеме специфике российского продукта как такового. Прихожане написали возмущенные письма с требованиями  немедленно работу снять - иначе сами обещали «принять меры». Я обзвонил всех прихожан: картину никто не видел, все были уверены, что реальная икра намазана на реальную икону. А протест свой они написали по требованию батюшки прихода. Ну, а батюшку тоже, вероятно, настоятельно попросили. Так что речь идет об очевидной манипуляции. Причем, скорее всего, манипулируют какие-то скрытые политтехнологи, преследующие цель стравить, столкнуть между собой два растущих силовых потока, два огромных духовных ресурса общества, чтобы проще их контролировать.
Но наезды церкви на современное искусство наблюдаются, кстати, не только у нас. В Польше, в Италии они также случаются.. Вот только сопротивляться и отстаивать интересы художников должны музеи: говорить о возможных интерпретациях, профессионально разъяснять. А наши музеи  сдают искусство без боя. Этим летом в Москве пройдет биеннале молодых художников, и половине из них будет отказано в представлении: их работы оказываются за пределом дозволенных эстетик и тем. То есть мы своими руками вновь создаем альтернативное подпольное искусство. И, закрывая ему путь к сотрудничеству в публичной сфере, действительно подталкиваем к экстремизму.