Елизавета Коновалова

Елизавета Коновалова

Елизавета Коновалова

Лиза Коновалова принадлежит к тому поколению художников, которому дела нет до советской власти. И вспомнился ей советский быт не связи с преступлениями режима, а из-за особенностей его материальной культуры, типов и характера населявших коммунальные кухни предметов. Действительно, друзья, куда они все подевались из наших кухонь - эти разлапистые пятнистые чайники, подгоревшие кастрюльки и чугунные черные как сажа сковороды, алюминиевые вилки с вечно загнутыми зубьями, кружки с неприятным металлическим привкусом воды, ведра, тазы, которые многие-многие годы  населяли интерьеры наших родителей и прародителей?

Елизавета Коновалова

Известно куда - угодили в помойку. Сгинули, сопровождаемые  проклятиями или же полным равнодушием их владельцев, увлеченно менявших обстановку своих квартир в икеях и  леруа-мерленах. А что оплакивать-то? Свидетельства жалкого, убогого материального существования людей в мире плановой экономики? Свидетельства полной деградации культуры вещей, чьи формы, объемы, массы были не плодом усердного труда мастеров, а результатом халтуры и разгильдяйства? Поэтому советская металлическая посуда была уничтожена населением сразу и полностью. Как класс. И тем самым эта посуда неожиданно перешла в разряд уникумов, попала в красную книгу утраченного.

Елизавета Коновалова

От точки полного забвения до возвращения любви, страстного коллекционирования, увлеченного искусствоведческого комментирования и  музейного экспонирования совсем недалеко. По крайней мере, у нас в России. Где вообще слой исторической материальной культуры тонок и узок, ибо вещи у нас не сохраняются, редко физически переживают своих владельцев. Целые их виды бесследно исчезают, а уникумы в пределах статистической погрешности превращаются в музейные экспонаты.

Александр Косолапов. Мясорубка

Вот перед нами лежат восемь трупиков советского ширпотреба, словно бы изъеденные временем , но сохраненные и отмытые реставраторами. Как украшения из скифских могильников. Старинные вещи далекого прошлого. Даже не вещи, а смутные о них воспоминания. Ведь Лиза Коновалова не коллекционер, а пластик. Ее культурологическая рефлексия переведена в формотворчество. Поэтому выставленные предметы - суть ее личная продукция, изготовленная самой художницей методом моделирования и  последующей отливки. Нам явлены пластические реплики погибших вещей. В них наравне с проблематикой новодела, весьма актуальной в отечественном обращении с наследием, Коновалова затрагивает и тему рукотворности местного предмета.  Действительно, глядя на какой-нибудь кособокий табурет кто из нас не задавался вопросом: "А существовал ли когда-нибудь проект и чертеж этого изделия? И представитель какой-такой профессии его, интересно, изготовил?".

Александр Косолапов. Щеколда

Беспроектная рукотворность была порождающим принципом многих предметов советского времени. И если даже отыщутся ГОСТы на кастрюльку и сковородку, подтверждающие дизайнерскую  типовую родословную этих предметов, то слишком длительная жизнь с многочисленными самодеятельными ремонтами превращала их в неповторимые, лишенные стандартного сходства с предметами своего класса вещи. Одним словом,  инсталляция Коноваловой утверждает скульптурный характер "бабушкиных вещей", а, следовательно, их художественную природу. Для художницы это не просто бедные и милые сердцу вещи. Это предметы искусства, предметы со временем ставшие искусством. Завтра они превратятся в объект спекулятивных  галерейных и аукционных игр. Время идет, обращая объективно безобразное  в субъективно художественное. Гигантская гроздь наручных часов, угрожающе тикающих над экспозицией "советских предметов, поддерживает общий замысел проекта на демонстрацию метаморфоз памяти, на показ механизма трансформации ценностей  под давлением толщи времени.

Михаил Рогинский

Кстати о памяти. Некоторые сомнения в отношении профессиональной памяти автора заставляют меня перейти от апологетики к критическому рассматриванию этой работы. А помнит-ли художница своих предшественников, многие десятилетия назад открывших обсуждение особенностей местной материальной культуры? Известна-ли Лизе Коноваловой  грандиозная серия  портретов кухонных предметов, созданная в середине 1960-х годов Михаилом Рогинским? Читала-ли художница эссе о местных вещах Ильи Кабакова и знакома-ли с предметным рядом его инсталляций? Знает-ли "Мясорубку" и "Щеколду" Александра Косолапова - великолепный игровой парафраз поп-объектов Класа Олденбурга, созданный в середине 1970-х? Глядя на инсталляцию Лизы Коноваловой,  найти однозначного ответа на эти вопросы невозможно. Ибо рефлексия над творчеством Рогинского, Кабакова и Косолапова не интегрирована в структуру произведения. Другой вопрос, нужна ли вообще художнику такая рефлексия? Некоторые критики, воспевающие тип художника "возвышенного безумца", пророка, провидца, радикального новатора, полагают, что - нет, не нужна. А я думаю - необходима.

Михаил Рогинский

Я послал эти вопросы Лизе Коноваловой и вот какой ответ от нее получил. Кабакова она, естественно, знает - как практически каждый автор, работающий на Западе с инсталляциями. Объекты Косолапова ей тоже известны - спасибо Марату Гельману и его выставке "Русское бедное". А вот "серия портретов кухонных предметов Михаила Рогинского, - пишет Лиза, - мне была неизвестна, и я с интересом только что посмотрела в Интернете репродукции".

Михаил Рогинский

Многие мои коллеги искусствоведы уверены нынче, что излишне объяснять значение Михаила Рогинского для современного российского искусства. Всем всё понятно. Именно Рогинский перевернул зрение отечественного художника, обратив его от созерцания метафизических глубин в сторону повседневной жизни и эстетики коммунального быта. Задолго до Ильи Кабакова.  Рогинский - это наш Раушенберг, наш Сезар и Арман, наш Бойс. А, между тем, имеется ли в России хоть один музейный зал, посвященный его творчеству? Хотя самый маленький? Нету. Без лишней скромности скажу, что я в 1990-е годы содействовал привозу в Москву и поступлению в государственные музейные коллекции более сотни произведений Рогинского. В одну только Третьяковку я передал несколько десятков картин и объектов. Первоклассные работы всех периодов творчества мастера. Лежат пылятся в запаснике. Из них две трети так и не приняты в дар. Фондово-закупочная комиссия всё еще сомневается в их ценности.

Вот Вам и объяснение необразованности наших молодых художников. Сознательна ли такая политика наших музеев по отсечению населения и среды художников от новейшего художественного наследия России? Никто, естественно, её не прописал и не формализовал  в памятки и инструкции. Но эта политика существует на правах само собой разумеющегося правила, скорее даже, - аксиомы.