Известно, что образ художника в настоящее время неразрывно связано с произведением, путешествует, экспонируется и продается вместе с ним, ибо произведение непрерывно указует на автора как на свою главную причину и свой смысл. Раздвоение "современного художника" на светского человека, дистанцированно анализирующего искусство и автора-персонажа, который это искусство, тем не менее, производит, наглядно показывает, на какую аудиторию рассчитано каждое амплуа. Адресность ролей - обратная, нежели это можно было предположить на первый взгляд: персонаж-производитель - образ внешний, работающий на широкую аудиторию, он активно взаимодействует с массовой и суб-культурами. В светской же и интеллектуальной ипостаси  автор предстает перед своими коллегами и критиками.

Циник и безумец - такова транскрипция пары: светского художника и его персонажа, и между ними мигрирует наш "Безумный Двойник". Циник почесывается, заправляет рубашку, выдавливает прыщики рядом с "прекрасным" (С. Люкариелло. Модус Вивенди); корчит идиотские рожи, нагло ухмыляется (У. Люти. Кто украл твою улыбку? К.Звездочетов. Рожа йога), прилюдно снимает брюки (Групповой портрет "Нецезиудик").

Безумец икает и блюет (В.Мизин. Пьяная морда), у него отвисает нижняя губа и текут слюни (Ж. Барбье. Будущие любовники дочери Доктора), он в полусне, ничего не соображает (П.Сорен Пробуждения).

В перспективе пародийной прогрессии мы видим на горизонте сияющий диск некоей медали, на сторонах которых изображаются два странных и непохожих образа, которые она, вращаясь, попеременно представляет на свет. Лицо, которое смеется - это, конечно, клоун (шут, карлик, юродивый), чья улыбка - фиксированная щель на маске (Б. Науман, О.Бланкар и А. Лябель - Рожу, А. Тер-Оганьян). Странный же и дикий портрет на реверсе вообще теряет свойства поверхности, ибо лицо здесь скрыто под слоем "чужой" природы (Кожа курицы и мясной фарш - Мосье Дельмотт, пена - группа "Фенсо", салаты - Д. Салаутин, Д. Фаин, черви - В.   Мизин).

Из этой влажной, текучей материи, из этого бурлящего месива вдруг выныривают глаза, обозначающие, как известно, "внутренний мир".

"Безумный двойник" дарит нам двойную формулу автопортрета, невозможную для идентификации, на которую ориентирован портретный жанр вообще. Лицо то превращается в маску, отслаивающую черты, как текст или цветные разводы на белом листе: красная дырка рта, розовые кругляшки щек, черные палочки бровей. То оно извергается на зрителя неструктурированной массой, оставляя зрителя в горестном недоумении по поводу "золотой середины". Функцию зеркала, в котором легко и органично морфология человеческого лица увязывалась с представлением о человеке, иначе говоря, с образом, автопортрет Безумного Двойника не выполняет.

Нельзя сказать, конечно, что автопортретный жанр вообще актуален для современного искусства, но в описанной в начале распространенной схеме: художник = автор + лирический герой, все же была попытка создать некий синтетический портрет художника, исходя из взаимного дополнения маски и светского костюма. Безумный Двойник настроен не на сближение, а на разрыв, на такое заострение каждого стереотипа, которое привело бы к неудаче любую попытку создать некий цельный социальный образ современного художника.

Подобный гротеск, причудливо соединеняющий две крайние точки нашего представления о  лице использован в известном рассказе Эдгара По "История господина Вальдемара" - который умер, будучи загипнотизированным. В этом состоянии он представлял собой тот самый картонный образ, механически произносящий "я - мертв", как и карлик-клоун, извещающий о смерти Художника. Когда же, не удовольствуясь подобным дистанцированным сообщением, люди пытаются разбудить застывшую маску, она разлагается у них на глазах самым отвратительным образом.