| Норка (приватное пространство) |
| 10.12.2007 | |
|
Говоря об иконе в современном контексте, мы сказали, что кощунственные действия недопустимы в публичных пространствах. Само построение этой фразы указывает на наличие других пространств - приватных. Публичные и приватные пространства - это пространства принципиально различной юрисдикции, с различной этикой. Граница между приватными и публичными пространствами напряжена и подвижна, на этой границе нередко происходят стычки и разнообразные столкновения. Эта граница проходит в том числе и в языке. И каждое значительное технологическое или экономическое новшество заставляет заново проводить эту границу, заново договариваться о каждом из ее участков. Постоянно появляются зоны, чей статус в этом отношении неясен, и это порождает новые проблемы и новые витки согласований. Одной из таких зон, болезненно колеблющейся между юрисдикциями приватных и публичных пространств, является в наше время Internet. Смысл слова "приватный" располагается между значениями слов "личный" и "частный". Причем несколько ближе к "частному". В отличие от "личного", "приватность" обладает отчетливым экономическим и юридическим смыслом. Инспекция "Медгерменевтика" и художники из "круга МГ" начали разрабатывать дискурс приватных зон еще в конце 1980-х годов. За несколько лет до начала глобального экономического процесса, названного в России "приватизацией" "Медгерменевтика" уже производила приватизации различных участков дискурса. В 1990-е годы на московской художественной сцене произошло нечто вроде противостояния. С одной стороны этого противостояния находились художники, работающие в публичных пространствах, совершающие в этих пространствах различные "шокирующие" действия, призванные доказать публике ее абсолютную реальность (публика в этот период была абсолютно непрочной, не вполне реальной, и потому требовала "болевых сигналов", удостоверяющих ее существование). Художник демонстрировал готовность жертвовать своим телом и личным достоинством ради этой публичной реальности. Этих художников -"публичников", работающих в жанре скандала, можно подразделить на "экстатиков" и "прагматиков". Некоторые их них были просто болезненно зависимыми персонами, они получали свое садо-мазохистское удовлетворение от контактов с толпой непосредственно, и потому не смогли ничего предпринять, когда публика, сочтя их уже использованными и устаревшими возбудителями, просто забыла о них. Другие надеялись сделать, таким образом, карьеру и заработать деньги - это удалось им в разной степени, по большей части в минимальной. Из этой довольно большой группы художников лишь одному Олегу Кулику удалось соединить в себе свойства "экстатика" и "прагматика" и добиться успеха, стянув к своим действиям достаточное количество символической энергии. С другой стороны этого противостояния находился круг московских концептуалистов (нома), а также нарождающийся более обширный и молодой круг, в последствие названный кругом "Тарту" или кругом "Эстония". О московском концептуализме известно достаточно, поэтому остановимся подробнее на круге "Эстония", дополнившим в середине 1990-х годов Ному на московской сцене. Этих художников можно без труда назвать "психоделистами" или же "психоделическими концептуалистами" (иногда также употребляется определение "психоделический реализм"), и их интерес к нюансам галлюцинаторного опыта, безусловно, является вкладом в "культуру приватизации". Главными инструментами этих художников являются галлюциногены, персональные компьютеры и личные дружеские связи. В конечном счете, субтильная мечтательность этих приватных существ оказалась практически более ценной, нежели эскапады акционистов на публике. Люди круга "Эстония" - отнюдь не эскаписты, и пока "публичники" штурмовали фронт общественного внимания, "эстонцы" занимались (причем вполне стихийно, для этого им не нужны были заранее разработанные стратегии) более важными вещами: выработкой новых образов потребления, в которых остро нуждалось общество, резко переброшенное из ситуации дефицита в ситуацию товарного избытка, конкуренции, рекламы и выбора. Реклама не существует без психоделики, ее основной механизм - воспроизводство грезы, онейроида, сладкого нашептывания о том или ином блаженстве. Потребление галлюциногенных препаратов можно назвать метаконсумацией, метапотреблением: оно вводит в курс визуализации чистого желания. Круг "Эстония" существует сугубо приватно, но, тем не менее, члены этого круга ближе к общим механизмам массовой культуры, чем чересчур увлеченные своим делом (и телом) "публичники". Те все еще благоговеют перед памятью о модернизме и пребывают в иллюзии, что продолжает существовать цельная история искусства, куда будут вписаны имена очередных героев. Они не замечают, что эта история уже распадается на фрагменты и постепенно поглощается другой историей: историей различных субкультур и их пересечений в приватных и общественных мирах. |
| < Предыдущая | Следующая > |
|---|