В Москву опять привезли Энди Уорхола. Следует ожидать гражданской войны. Ибо "С подачи Уорхола, провозгласившего, что стоит назвать какой-либо предмет артефактом, он им и становится, расцвела эра инсталляций, перформансов, хэппенингов и прочего мракобесия, из которого сложилось "современное искусство". Посему есть подозрение, что не только Валери Соланас мечтала застрелить Энди Уорхола (но только она решилась выстрелить, да и то неудачно)" (Игорь Веселов, "Уорхолиада", "Entertainment" от 15.09).

Итак, если до настоящего момента большинство полагало, что во всем виноваты Анатолий Чубайс и Билл Гейтс, то теперь концепция должна измениться. Есть еще один претендент, который не просто так "родился 6 августа, в день атомной бомбардировки Хиросимы, поскольку нанес искусству урон, по мнению некоторых критиков, не меньший. По поводу Уорхола многие художники до сих пор восклицают: "Что же в нем нашли?!" Ничего, кроме бренда" (Игорь Шевелев, "Сфинкс без загадок", "Российская газета" от 14.09.) Однако если присмотреться более внимательно, то оказывается, что американские капиталисты навязывают нам чистую пустышку, "куклу" без глубокого внутреннего содержания - "Чтобы оставаться художником, Уорхолу приходилось сидеть на двух стульях, и потому он старательно выхолащивал из своего творчества субъективное начало, выступая в своеобразной роли переливателя из пустого в порожнее" (Антон Николаев, "Зеркало Уорхола", "Полит.Ру" от 15.09).

Что хорошего можно сказать о таком художнике - только то, что "Уорхол принадлежит современности как символ массовой культуры, культуры глянца и гламура. Как художник, в своем творчестве отбросивший обращения к истории искусства и попытке ее развития, полностью посвятивший свой интерес современной ему массовой культуре. Он принадлежит современности примерно так же, как в России принадлежит современности Александр Сергеевич Пушкин. То есть полностью растворившись в коллективном бессознательном - он уже у нас в крови, впитанный с молоком матери или, вернее, с первыми просмотрами телевизионной рекламы и глянцевых журналов. Можно даже не знать этого имени, но жить в придуманном им мире" (Альберт Снегирев, "Уорхол - Пушкин наших дней", "Полит.Ру" от 14.09).

Некоторые люди, как известно, говорят прозой. Но внимательные наблюдатели обнаружили все же некоторые положительные черты в этом демоническом создании: "На вернисаже в зале графики тут и там раздавались возгласы: "Надо же, он, оказывается, классно рисовал" (Марина Овсова, "Гей, славяне!", "Московский Комсомолец" от 14.09). Из данного обстоятельства человек серьезный может сделать вывод жизнеутверждающий: "Некоторые из рисунков Уорхола сделаны в совершенной манере Пикассо, а другие напоминают Матисса. Это, в свою очередь, лишний раз подтверждает, что всякий радикализм, всякая инновация рождается из истории" (Николай Молок, "Ленин, Пресли и неизвестные", "Известия" от 13.09). И вообще, оказывается, очень своевременная выставка - "Все вместе - громадная ретроспектива, неожиданно представляющая Уорхола как очень витального, жизнелюбивого человека, который буквально следовал заветам Бодлера и был "художником современной жизни". Но и умение рисовать - это еще не самое главное, важнее тот факт, что "недовольный собственной внешностью Уорхол умел любоваться красивыми людьми" (Вероника Чернышева, "Энди Уорхол и бренды", "Независимая газета" от 16.09). По этой причине вся актуальность выставки проистекает оттого, что Сам был парнем очень тонким и нежным - "Уорхол страдал оттого, что не такой красивый, каким он был в своих мечтах. Он был первым в истории человечества коммерчески успешным авангардистом" (Гуля Балтаева, "Авангардист, ставший коммерсантом", "Вести.Ру" от 13.09). В общем, кто первый встал, того и тапки: "Поразительно совсем не то, что буквально за пять лет сын бедных эмигрантов из промышленного Питтсбурга превратился в одного из самых высокооплачиваемых дизайнеров Нью-Йорка. Восхищает то, что он решился в зените славы сделать шаг назад, в прошлое - к галерейному искусству - и при этом ничуть не прогадал" (Сергей Соловьев, "Настоящий фабрикант", "Новые Известия" от 13.09). Но самое главное в этом великом человеке и истинном учителе жизни - это то, что он "всегда легко прогибался под клиента" (Антон Горленко, "Энди Уорхол: художник современной жизни", "Афиша" от 06.09).

Суммируя все эти наблюдения, Сергей Хачатуров делает вывод печальный и пораженческий: "В Москве лоснится сплошной позитив. Благодаря статьям в прекрасном и дорогом каталоге вообще можно подумать, что Уорхол - это прежде всего замечательный дизайнер и менеджер. Рефлексии на тему того, что искусство Уорхола это еще и жутковатая попытка обрести собственную идентичность, решительно отказав в ней всему живому, почти нет. В этот раз не привезли работ совсем другого Уорхола, работ мрачных, передающих отчаяние и бессилие человека, способного заболтать и "отоварить" все, кроме смерти" (Сергей Хачатуров, "И Уорхол юношей питает!", "Время Новостей" от 14.09). Нечего и скрывать, есть средь нас еще такие отщепенцы, которым не нравится лоснящаяся Москва и выхолощенный Уорхол в этой лоснящейся столице пяти морей: "Уорхол зарывался, прятался в повседневность, стараясь забыть в ее монотонной банальности мучительный страх смерти. <:> До полноты впечатления о неврастеническом гении Уорхола не хватает, например, серий, сделанных с газетных фотографий автомобильных и авиакатастроф, они сегодня пришлись бы очень кстати. Но и то, что можно увидеть в Третьяковке, открывает Энди Уорхола как чувственного, печального, нежного и очень нервного художника с катастрофическим сознанием, а вовсе не "сфинкса без загадки", как его однажды обозвал писатель Трумен Капоте" (Ольга Кабанова, "Великий неврастеник", "Ведомости" от 13.09). Конечно, можно было бы пролить толику желчи по тому поводу, что русские имеют обыкновение искать экзистенцию всегда и везде. Но субстанция эта наличествовала в Энди в количествах, несовместимых с жизнью. Поэтому самое устрашающее в нынешней выставке, что теперь "Уорхола представляют в тех формах, что навязчиво привычны для монографических экспозиций классиков мирового искусства. Таким образом, неистового певца супа Campbells пытаются причислить к лику неприкасаемых" (Алексей Юрьев, "Свежий классик", "Московские новости" от 16.09).

Но тут и приходит страшное понимание того, что дело вовсе не в американском художнике, давно уж почившем, но в нас самих: "По уорхоловским дневникам заметно, как Москва последних пятнадцати лет - от 'Макдоналдса' до сего момента - старательно, но, может, и неосознанно следует по орбите Нью-Йорка 60-70-х. "В 1960-х все заинтересовались друг другом. В 1970-х все друг друга побросали. В 1960-х одно накладывалось на другое. В 1970-х стало очень пусто" (Антон Горленко, "Энди Уорхол: художник современной жизни", "Афиша"). Поэтому вовсе не лишено смысла предположение о том, что "нынешняя большая выставка "Энди Уорхол. Художник современной жизни" была запланирована самим Энди" (Макс Шульц, "Выскочка", "Взгляд" от 15.09).

Макс Шульц тут же ставит вопрос ребром, вычленяя основную проблему современности: "Верите ли вы в то, что Уорхол критиковал общество потребления? Одного ответа, наверное, быть не может, с какой стороны мы бы ни брались: психоанализ не поможет, англо-саксонская парадигма (это когда не допускается никаких спекуляций по исследуемому вопросу) не спасет". На этот простой вопрос дается простой ответ - "Из книжки "Философия Энди Уорхола", собственноручно им написанной, вычитывается завороженность автора американским образом жизни. Там нет и намека на бунт - одно только смакование, упоение оттенками, бесконечное примеривание на себя потребительских стандартов" (Велимир Мойст, "Папа попа", "Газета.Ру" от 13.09).

Какое-либо упоминание о возможностях критических языков строго табуировано, вот и Андрей Ерофеев говорит о том, что "поп-артисты не унижают СМИ или рекламу. Не плюют в лицо. Не говорят, что это гадость и отвратительно, не наслаждаются своей злобой, а, наоборот, пытаются найти способы необидного использования этих образов, чтобы показать: они имеют не только функциональную нагрузку, но это еще и информационный ресурс, который можно развернуть на что-то другое" (в интервью Игорю Чувилину. "Газета" от 14.09). Правда, в другом месте он говорит нечто прямо противоположное: "Поп-арт раскрывает нам структуру языков, которые управляют нашим сознанием" (Григорий Заславский, "Осенний поп-арт в Москве", радио "Маяк" от 15.09). Но вскрытие структуры языков и есть самый страшный терроризм против существующего миропорядка, на который только и способен художник. Но капитализм критиковать не положено, можно только советскую власть.

Интересно, что Андрей Ерофеев выступал в качестве куратора выставки "Русский поп-арт", которая открылась в пандан к выставке Уорхола в залах ГТГ. Говоря об одном из типичных советских проявлений поп-арта - соцарте, он настаивает на том, что "соц-арт - это как раз полная противоположность, жестко оппозиционный стиль. Его задача не примирить человека с реальностью, а отрезать средства воздействия власти на человека. Снять систему подчинения власти, научить человека хохотать и издеваться над властью". Что делать разумному человеку в такой сложной ситуации, так и остается невыясненным. Некоторую ясность вносит в этот вопрос Ирина Кулик: "Как и западные художники, их советские коллеги еще в середине 1960-х годов ощущали некий кризис реальности. По обе стороны железного занавеса искусство отреагировало примерно одинаково - поиском самых элементарных и поэтому тождественных себе предметов. <:> Не покидает ощущение, что чем более изобильными и реальными стали потребительские блага, тем более дефицитной становится та самая простая реальность, ностальгия по которой и связывает русский поп-арт с западным" (Ирина Кулик, "Товары штучного потребления", "Коммерсантъ" от 15.09). Но, странное дело, отлично сделанную выставку "Русский поп-арт" почему-то принято поругивать - "Выставку можно счесть необходимым ликбезом. Однако это очень странная ликвидация безграмотности путем демонстрации оной. Ибо почти всякий историк искусства скажет, что в России поп-арта не существовало. <:> В отсутствие в Москве полноценного музея современного искусства, то есть оазиса высокой, рафинированной эстетики, приучать публику к ее атрибутам и приходится вот таким дерзким наскоком, пользуясь предоставленной возможностью за один раз выразить все, что наболело, и показать все, что накопилось. Устраивать базарное шоу вместо академической конференции" (Федор Ромер, "Сны о чем-то большем", "Время новостей" от 14.09).

Серьезные возникают у нас проблемы с атрибуцией и идентификацией художественной и политической реальности: "Русский поп-арт" - выставка не о художниках, а о тенденции, которой они в той или иной мере соответствовали. Одних приходится втискивать в "формат" российского аналога западных образцов, других изо всех сил делать достойными упоминания хотя бы в перечислении - помещая в контекст, ища параллели" (Сергей Сафонов, "Привет, Энди", "Газета" от 14.09). Однако если применить единственно правильную этико-эстетическую технологию, то пасьянс сойдется. "На фоне Уорхола наши художники с выставки "Русский поп-арт" выглядят вполне соответствующими истории искусства. Но на Западе это соответствовало рыночным механизмам общества, у нас же возникало нечто вроде чистого искусства для искусства, мол, и мы не хуже, а то и лучше всех, потому что творим для вечности. Увы, суп "Кэмпбелл" для вечности жидок" (Игорь Шевелев, "Сфинкс без загадок", "Российская газета").

Как раз вследствие разногласий по вопросу о Вечности у нас и возбуждается всяческая межэстетическая рознь и прямая гражданская война. Боевые действия разгораются. Недавно художник Михаил Шемякин громко заявил газете "Известия" (от 14.09): "Портрет Мэрилин Монро, одна из сериографий, пусть небольшая, но "тиражная", была продана на "Кристи" за 18 млн. долларов. Какой-то осел купил это, газеты раздули. А так как Уорхол наделал их очень много, рынок стал насыщаться, ну так почему бы его не двинуть в Россию?". Но имел ввиду он только один вопрос - почему его, заслуженного нонконформиста, который сидит за одним столом с президентом РФ, не взяли на выставку "Россия!", которая открылась днями в музее Гуггенхайма. Но об этом - в следующий раз.